ru
stringlengths
1
1.54k
udm
stringlengths
1
1.47k
Солнце еще не показалось, но уже поблескивал снег на верхушках деревьев, и уже нежно розовела тонкая кожица на молодых соснах.
Шунды ӧз адскы на, нош писпу йылъёсысь лымы чиль-дол кисьтаськиз ини, пинал пужымъёс вылысь векчи сулзы гордэктыны кутскиз.
А снег под ногами из голубого превратился в белый, а потом стал розоветь — и чем дальше, тем гуще и нежнее становился этот трепетный розовый оттенок.
Нош пыд улысь лызалэс лымы тӧдьылы пӧрмиз, собере ӵыжектӥз, — азьланьын нош нап ӵыжыт луиз солэн мусо адскись тусыз.
«Ах, как хорошо! — думал Саша. — Какой славный день впереди!
«Ох, кыӵе умой, — малпаз Саша, — кыӵе ушъямон нунал азьланьын!
И как это вообще здорово и замечательно — жить на свете!»
Собере кыӵе умой но ушъямон — дуннеын улон!»
Артюхов посмотрел на часы.
Артюхов часэз шоры учкиз.
— Бросай курить, — сказал он и сам первый бросил и притушил валенком папиросу.
— Кыскемысь дугды, — шуиз со но ачиз нырысь куштӥз, собере папиросказэ мынон сяменыз гынсапегеныз кысӥз.
— Приехали? — сказал Саша.
— Вуимы-а? — шуиз Саша.
— Да, кажется, приехали, — уже другим, серьезным и озабоченным, тоном ответил Артюхов.
— Бен, вуимы, лэся, — мукет, нод-нод но сюлмаськем куараен вазиз Артюхов.
— Рота, стой! — негромко скомандовал он.
— Рота, дугды! — шыпытэн команда сётӥз со.
— Стой! Стой! — понеслось по растянувшимся рядам колонны.
— Дугды! Дугды! — колонналэн нуйтӥськем радаз кылӥськиз.
Нагнувшись и расстегивая на ходу кобуру, Артюхов побежал к голове колонны, и следом за ним, тоже пригнувшись и на ходу снимая с плеча автомат, побежал Саша Матросов.
Мыкырскыса мынонъяз, кабуразэ усьтыса, Артюхов колонна азьпалэ бызьыса мынӥз. Пельпумысьтыз автоматсэ басьтыса, со сьӧры бызиз Саша Матросов но.
Артюхов стоял за деревом и проглядывал местность.
Артюхов писпу сьӧрын сылӥз но интыез синйылтӥз.
За его плечом, с автоматом, взятым наизготовку, стоял Саша Матросов.
Солэн пельпум сьӧраз, автоматсэ дась возьыса, сылӥз Саша Матросов.
После двухдневных блужданий в тесных потемках леса картина, которая открылась теперь их взору, казалась ослепительно яркой и необъятной.
Кык нунал ӵоже ӝомыт нюлэскын йыромыса кадь ветлэм бере, соос азе усьтӥськиз синэз мальдытӥсь яркыт но син сузёнтэм инты.
Золотисто поблескивая, лежала перед ними широкая снежная поляна.
Соос азьын вӧл-вӧл кыллиз паськыт лымы бусы, со зарни кадь чиль-дол кисьтаськиз.
Нафталиновый февральский наст был гладко укатан: никаких следов на нем, только черные кустики боярышника и можжевельника выглядывали кое- где из-под снежного покрова.
Нафталин кадь, ворекъяз ӵошкыт юж, нокыӵе пытьы но юж вылын ӧй вал, боярышниклэн но сусыпулэн сьӧд куакъёссы гинэ лымы шобрет улысь кытын но отын потылэмын.
С запада поляну замыкал небольшой островок мелкорослого леса, как бы оторвавшийся от огромного материка Ломоватого бора.
Кырез запад паласен пичияк муӵ тусъем векчи тэль йылпумъя. Со пичи тэль. Большой Ломоватой яглэсь ишкалскем кадь.
Эта зелено-синяя гривка скрывала за собой упомянутый в приказе и указанный на карте овраг.
Вожалэс лыз вырйыл ас сьӧраз ватэ приказын верам но карта вылын возьматэм мур нюкез.
За кромкой леса сразу же открывался вид на западный скат лощины, по которой растрепанной ленточкой вилась зимняя дорога.
Нюлэс пумысен соку ик син шоры адӟиське нюклэн западной бамалыз. Бамалтӥ чиндыр-вандыр кыстӥське тол сюрес.
В каком-то месте дорога пропадала, и там, где она пропадала, из-за снежной гряды выглядывали черные треугольники крыш и клубился легкий розовато-серый дымок.
Кыӵе ке интыын сюрес уриське, собере со интыын, лымы выр сьӧрысь учкылӥзы сьӧдэсь куинь сэрего липетъёс. Гордалэс-пурысь ӵын валлань ӝутске.
Это была Чернушка.
Со Чернушка гурт.
— Вот она — Чернушка, — показал рукой Саша.
— Тӥни со — Чернушка, — киыныз возьматӥз Саша.
Глаза его не могли оторваться от этого уютного домашнего дымка, который неторопливо плыл над кровлями маленькой русской деревушки.
Солэн синъёсыз дугдылытэк учкизы лачмыт ӝутскись гурт ӵын шоры. Со ӵын дыртытэк уяз пичи ӟуч гуртлэн липетъёсыз йылын.
Артюхов ничего не сказал, отметил что-то на карте и спрятал ее в планшет.
Артюхов ӧз куареты, картаяз маке но пусйиз но картазэ планшетаз ватӥз.
— Пошли, — сказал он.
— Мыном, — шуиз со.
Саша старался не отставать от Артюхова.
Саша тыршиз Артюховлэсь кыльытэк мыныны.
Как всегда перед боем, лицо его пылало, на щеках выступил румянец.
Котьку сямен, ожмаськон азьын солэн ымнырыз ӝуаз, бамъёсыз ӵыж-ӵыжесь.
В голубых глазах играл задорный мальчишеский огонек.
Чагыр синъёсаз задор егит тылъёс ворекъязы.
Он оглянулся, увидел Бардабаева, Воробьева, Копылова и других ребят.
Со котырак учкиз но адӟиз Бардабаевез, Воробьевез, Копыловез но мукетъёссэ пиналъёсты.
Великан Бардабаев, отдуваясь, тащил на плече тяжелую цинку с патронами.
Бадӟым мугоро Бардабаев, шокпотыса, нуиз пельпумаз патронъёсын тырем секыт цинковой ящикез.
— Что, Миша? — окликнул его Матросов.
— Мар-о, Миша? — вазиз со шоры Матросов.
— Валеночек не подведет?
— Гынсапегъёсыд шуге-леке уз вуттэ-а?
Бардабаев хмыкнул, перекинул цинку и что-то пробормотал под нос.
Бардабаев лулӟиз, ящиксэ мукет пельпумаз понӥз, собере маке но супыльтӥз.
— Пожалуй, и без валенок жарко будет! — усмехнулся Копылов.
— Гынсапегъёстэк но пӧсь луоз али, — пальпотӥз Копылов.
— Ну что ж, — сказал Саша, — жарко будет — валенки скинем, босиком в атаку пойдем.
— Ма бен, — шуиз Саша, — пӧсь ке луиз гынсапегъёсты но куштом, атакае гольык пыд мыном.
Воевать так воевать...
Ожмаськоно ке, ожмаськоно...
Заметив, что отстал от Артюхова, он кивнул товарищам и побежал, прижимая к животу автомат.
Артюховлэсь кылемзэ шӧдыса, Саша эшъёсызлы йырыныз шонтӥз но бызьыса кошкиз, автоматсэ ас бордаз ӝиптӥз.
Почти вся рота была уже на опушке.
Нюлэс дорын вал ини быдэс рота.
И тут произошло то, чего никто не мог ожидать. Даже Саша, который уже не раз бывал под огнем, не сразу понял, что именно случилось.
Собере сыӵе возьмамтэ учыр луиз: тыл улэ трос пол шедьылэм Саша но, соку ик ӧз вала мар луэмез.
Над ухом у него прозвучал знакомый жалобный свист, вокруг защелкало, застучало, и на глазах у него от большой, толстой пихты с треском отлетела лохматая светлая щепка.
Солэн пельдортӥз тодмо мӧзмыт шултэм кылӥськиз. Котырын тачыртӥз, дыбыртӥз но солэн син шораз бадӟым, зӧк ньылпулэн бунӟектэм шелепез тачыртыса куалдӥз.
— Ложись! — услыхал он сдавленный голос Артюхова, увидел, как один за другим попадали в снег его товарищи, и сам повалился набок, вовремя перехватив автомат.
— Выдэ! — Артюховлэсь куажгес куаразэ кылӥз Саша. Адӟиз со кызьы бӧрсьысь бӧрсе солэн эшъёсыз лымы вылэ выдылӥзы, ачиз но со, автоматсэ юн кутыса, кӧтурдэс вылаз выдӥз.
— Назад! — крикнул Артюхов и тоже залег.
— Берлань! — кеськиз Артюхов но озьы ик выдӥз.
Люди ползли назад и прятались за деревьями.
Адямиос кӧт вылазы берлань чигназы но писпуос сьӧры ватскылӥзы.
Саша пополз к Артюхову.
Саша гыж кыстӥськиз Артюхов доры.
Командир роты лежал за деревом вместе с лейтенантом Брякиным и командиром первого взвода.
Роталэн командирез писпу сьӧрын кылле Брякин лейтенантэн но первой взводлэн командиреныз ӵош.
У взводного была поцарапана пулей кисть руки; он сосал ее и сплевывал на снег кровь.
Взводнойлэн кикурыз пуляен сӧсыртэмын вал. Киысьтыз вирзэ сюпсьыса, лымы вылэ сялалляз взводной.
— Дзот, чтоб их черти взяли!.. — прохрипел Артюхов и, яростно скомкав, отбросил в сторону коробку с папиросами, за которой машинально полез в карман.
— Дзот, чорт нуон!.. — куажгетӥз Артюхов. Собере кисыысьтыз папирос коробказэ поттӥз но погмаса палэнэ сэрпалтӥз.
— И не один, а целых три дзота, товарищ старший лейтенант! — крикнул Саша;
— Одӥг гинэ ӧвӧл, куинь дзот, старший лейтенант эш! — кеськиз Саша;
он показал рукой в сторону маленького леска, замыкавшего поляну.
со кизэ мычыса возьматӥз кушез йылпумъясь пичи тэль пала.
В эту минуту у них за спиной, над вершинами Ломоватого бора, показалось солнце, и трепетный свет февральской зари залил поляну.
Та минутэ соослэн мышказы, Ломоватой яглэн писпу йылъёсаз, шунды адӟиськиз. Февраль толэзе ӟарпотонлэн дырекъясь югытэз куш вылэ кыстӥськиз.
— Вон, вон, видите? — показал Саша.
— Тӥни, тӥни, адӟиськоды-а? — возьматӥз Саша.
Теперь, на солнце, лесистый островок казался ближе, чем раньше.
Табере, шунды шорын пичи тэль муӵ азьлолэсь матын адӟиськиз ини.
Вглядевшись, можно было различить отдельные деревья, а присмотревшись внимательнее, можно было установить и местонахождение вражеских огневых точек.
Умой учкыса, котькуд писпуэз адӟыны луэ. Нош умой-умой эскерыса, тодыны луэ кытчы интыямын тушмонлэн ыбылӥськон интыосыз.
Пулеметы молчали, но солнце выдавало их: белые тесаные рамы деревянных амбразур проступали даже сквозь густую сеть маскировки.
Пулемётъёс чалмыт уло, нош шунды соосты шарая — трос пӧртэм маскировка пыр но пу амбразураослэн тӧдьы рамаоссы адӟисько.
— Ах, шут подери, да ведь это же целая лесная крепость! — сказал лейтенант Брякин.
— Чорт кесян, бен со быдэс нюлэс крепость ук! — шуиз лейтенант Брякин.
— Нда, — сказал Артюхов.
— Озьы, — шуиз Артюхов.
— Расход непредвиденный.
— Возьмамтэ расход.
Однако оставить Чернушку на нашей совести мы не можем.
Котьма ке но, Чернушкаез тушмон киулысь басьтон — асьмелэн ужмы. Возьыт луоз ӧм басьтэ ке.
Обойти дзоты — не выйдет: поляна у них тут пристреляна, как видно, до последней пяди.
Дзотъёсты котыртыны — номыр уз пӧрмы: соослэн отын кыр интызы быдэсак, одӥг висьсэ но кельтытэк, ыбылыса мертамын.
Придется штурмовать с фронта...
Фронт ласянь штурмовать кароно луоз...
Саша, — повернулся он к Матросову, — лейтенантов Губина и Донского — ко мне!
Саша, — Матросов пала берытскиз со, — Губин но Донской лейтенантъёсты мон доры ӧтьы.
Саша разыскал и привел к Артюхову командиров второго и четвертого взводов.
Саша утчаса шедьтӥз кыктэтӥ но ньылетӥ взводъёслэсь командиръёссэс но Артюхов шоры вазиз.
Артюхов объяснил им свой план: взводы Донского и Губина решительным штурмом блокируют фланговые дзоты.
Артюхов валэктӥз соослы аслэсьтыз планзэ: Донскойлэн но Губинлэн взводъёссы дугдылытэк кужмо штурмен блокировать каро урдэсъёсысь дзотъёсты.
Остальные берут на себя задачу подавить центральный, по-видимому самый мощный.
Мукетъёсыз асьсэлы задача пукто самой кужмозэ шоретӥ дзотэз зӥбыны.
— Работа предстоит нелегкая, — сказал Артюхов.
— Уж капчи ӧвӧл, — шуиз Артюхов.
— Но выполнить ее нужно быстро, иначе вся операция пойдет прахом.
— Нош сое туж ӝог быдэстоно, озьы ке ӧд кары, вань операция токма быроз.
Командиры вернулись к своим подразделениям, и через минуту громкое, раскатистое «ура!», залповый огонь и ответная дробь немецких пулеметов возвестили о том, что штурм лесной крепости начался.
Командиръёс асьсэ подразделениосазы мынӥзы. Ог минут ортчыса, зол, вӧлмись куараё «ура», залпен ыбылӥськон но немец пулемётъёслэн пунэмзэ тачыртэмзы ивортӥзы, нюлэс крепостез штурмовать карон кутскиз шуыса.
Артюхов любил Сашу, ему приятно было видеть возле себя этого скромного голубоглазого, с прозрачным, чистым и открытым взглядом, молодого солдата.
Артюхов яратӥз Сашаез. Солы туж умой потӥз асэныз артэ сылӥсь чагыр синмо, яркыт, чылкыт но сэзь учкись егит солдат.
Сам того не замечая, он уже давно относился к нему не просто как начальник к подчиненному, а с какой-то скупой и суровой отцовской нежностью, думал о нем, как о старшем сыне своем, гордился его успехами и тревожился, когда малейшая беда грозила Саше.
Ачиз но сое шӧдытэк, Артюхов кемалась ини Сашаез гажаса вазиськылӥз, — начальниклэн подчиненноез шоры сямен ӧз учкылы. Кыӵе ке жаляса, сэзь атай муспотонэн учкылӥз со. Аслаз мӧйы пиез сярысь кадь малпаз Артюхов. Шумпотӥз со Сашалэн ужъёсыз умой дыръя, сюлмаськылӥз Саша пичияк ке но кышкыт учыре шедьыку.
И может быть, назначая Матросова своим ординарцем, он сделал это не только потому, что Саша был ловкий и расторопный боец, но и потому, что ему хотелось, чтобы этот милый, полюбившийся ему парень находился рядом.
Артюхов аслыз ординарец кариз Матросовез соин: нырысь ик, со вал туж чырткем, шаплы но быгатӥсь боец, собере Артюхов сюлмаськиз — та муспотоно, яратоно егит пи соин артэ мед луоз шуыса.
Но для Саши это было странно и непривычно — находиться на поле боя и не участвовать в бою.
Нош Сашалы таӵе югдур паймоно кадь но дышымтэ уж вал: ожын луыса вылысь, ожмаськытэк улыны.
До сих пор во всех боевых схватках он всегда был на первом месте, он шел в атаку, не думая об опасности, увлекая своим бесстрашием товарищей, и, может быть, поэтому за все три месяца своей боевой жизни он ни разу не был ни ранен, ни контужен.
Та дырозь вань ожмаськонъёс дыръя Саша котьку нырысетӥ интыын вал. Нокыӵе кышкан сярысь малпатэк, со атакае мынылӥз, аслаз кышкамтэеныз эшъёссэ сьӧраз ӝутӥз. Оло соин но, куинь толэзь ӵоже ожмаськонъёсын со одӥг пол но сӧсырмыны ӧз шедьы.
Смелого пуля боится, Смелого штык не берет, — любил он часто напевать, хотя порядочного голоса у него не было и в ротных запевалах он никогда не числился.
Курдасьтэм пиез штык но уг басьты, Курдасьтэм пилэсь пуля кышка, озьы кырӟаны яратылӥз Саша. Солэн куараез ушъямон ӧй вал, ротной запевала но со ноку ӧй вал.
Правда, и сейчас Саша не сидел без дела: он помогал командиру следить за перипетиями боя, собирал донесения, передавал приказания, ползал, бегал, пробирался в самые опасные, рискованные места.
Зэм, али но Саша ӧз пукы: со командирезлы юрттӥз ожмаськонлэсь секыт интыоссэ эскерыны, донесениосты люказ, приказаниос сётъяз, кӧтпыдэс вылаз ветлӥз, бызьылӥз, туж кышкыт интыосы мерскылӥз.
Но это была не та работа, к которой он привык, и руки у него чесались и тянулись к затвору автомата.
Нош та уж, дышем уж кадь ӧй вал. Солэн киосыз лыдӥзы но автомат затвор борды кыстӥськылӥзы.
Через десять минут он уже не выдержал и попросил у Артюхова разрешения пойти драться в рядах своего взвода.
Дас минут ортчыса, Саша ӧз чида ни, Артюховлэсь куриськиз ас взводаз мыныны.
Но командир не отпустил его.
Нош командир сое ӧз лэзьы.
— Будь около меня, — сказал он сердито.
— Мон вӧзын лу, — шуиз со лекъяськыса.
— И не рыпайся.
— Эн ик ӝутъяськы.
Здесь ты мне нужнее...
Тон мыным татын кулэгес...
Уже в самом начале боя Артюхову стало ясно, что взять штурмом эту немецкую лесную крепость — дело очень трудное.
Ожмаськон кутскыку ик Артюховлы тодмо луиз: та немецкой нюлэс — крепостез штурмен басьтыны туж секыт.
Правда, боковые, фланговые, дзоты, были довольно быстро блокированы и выведены из строя бойцами Губина и Донского, оба эти дзота молчали, зато центральный — самый отдаленный и самый мощный — вел такой яростный пулеметный огонь, что не только подойти, но и просто показаться на поляне не было никакой возможности.
Зэм, урдэсъёсысь дзотъёс ӝог гинэ котыртэмын но Губинлэн но Донскойлэн боецъёсынызы басьтэмын вал. Кыкез ик та дзотъёс чалмизы, нош со понна шоретӥ дзот — самой кыдёкысез но самой кужмоез — пулемётысь укыр зол ыбылӥз, со доры мынэм гинэ ӧвӧл, кыре потыны но нокыӵе маза ӧй вал.
Несколько раз гвардейцы бросались в атаку и каждый раз вынуждены были откатываться, оставляя на поле боя убитых и раненых.
Гвардеецъёс олокӧня пол атакае потазы, нош котьку ик берлань чигналляно луизы, ожмаськем интые виемъёсты но сӧсырмемъёсты кельтыса.
На глазах у Саши погиб его товарищ по взводу, комсомолец Анощенко.
Сашалэн син азяз быриз солэн взводысьтыз эшез комсомолец Анощенко.
Тяжело ранен был лейтенант Брякин.
Секыт сӧсырмиз лейтенант Брякин.
Саша видел, как его оттаскивали в сторону Бардабаев и Воробьев.
Саша адӟиз, кызьы Брякинэз урдэскы нуизы Бардабаев но Воробьев.
Саше показалось, что лейтенант уже мертв: такое бледное, неживое лицо было у комсорга.
Лейтенант кулэмын кадь потӥз Сашалы — комсорглэн ымнырыз шӧектэмын вал.
— Товарищ лейтенант! — дрогнувшим от волнения голосом крикнул Саша.
— Лейтенант эш! — куаляк луэм куараен вазиськиз Саша.
Брякин открыл глаза, узнал его, кивнул и пошевелил губами.
Брякин синъёссэ усьтӥз, тодмаз сое, йырыныз шонтӥз но ымдуръёссэ выретӥз.
— По-комсомольски... по-комсомольски... — прохрипел он.
— Комсомол сямен... комсомол сямен... — ӝуштыса вераз со.
И хотя за словами ничего больше не последовало, Саша понял, что комсорг хотел сказать: по-комсомольски нужно драться, а если понадобится — и умирать.
Та кылъёс бере номыр куара но ӧз кылӥськы ни ке но, Саша валаз комсорглэсь мар вераны малпамзэ: комсомол сямен ожмаськоно, нош кулэ ке луиз — кулоно но.
Перестрелка продолжалась.
Ваче ыбылӥськон мынӥз.
И с той и с другой стороны не жалели патронов, но смысла в этой ожесточенной перепалке никакого не было.
Сопал ласянь но тапал ласянь но патронъёсты ӧз жалялэ, нокыӵе йылпумъяськонэз но та пӧсь ожмаськонлэн ӧз адскы.
А время шло.
Нош дыр ортчиз.
Исчислялось оно минутами и секундами, но в этой обстановке даже ничтожная доля секунды могла решить исход дела, минутное промедление грозило катастрофой наступающим.
Минутъёсын но секундъёсын лыдъяськиз со. Таӵе учыре секундлэн пичи люкетэз гинэ но ужлэсь мынонзэ йылпумъя, наступать карисьёслы ог минутлы дугдытскон уродэн быроз.
Артюхов это понимал.
Артюхов сое валаз.
Он понимал, что немцы не сидят сложа руки в своей засаде, что гарнизон Чернушки уже поднят на ноги и что где-нибудь дежурный немецкий телефонист, усатый «гефрейтер», уже принимает шифрованную телефонограмму с просьбой о помощи и подкреплении.
Со тодэ: немецъёс асьсэ засадаязы тэк уг пуко. Чернушкаысь гарнизон пыд йылаз ӝутэмын, кытын ке дежурить карись немецкой телефонист, мыйыко «гефрейтер», шифрованной телеграмма басьтӥз дыр ини, юрттыны ӧтьыса но подкрепление курыса.
— Неважнецкие наши дела, Саша! — громко сказал Артюхов.
— Умоесь ӧвӧл асьмелэн ужъёсмы, Саша! — зол вераз Артюхов.
Он старался говорить бодро и весело, но у него плохо получалось это.
Со тыршиз сэзь но капчи мылкыдэн вераны, нош ӧз пӧрмы.
«Неужели не успеем? — подумал Саша.
«Неужели ум вуэ? — малпаз Саша.